Известный литературный герой подвел итог своей эпической погони за счастьем фразой — «Пора переквалифицироваться в управдомы». А у меня — с этого все и началось, после того, как первые года бурных девяностых поставили крест на моей работе архитектора-реставратора и накрыли волной мои первые попытки в бизнесе.
Жизнь в стране бурлила и повсеместно менялась, общество делилось и слоилось — масштабная человеческая перетряска шла по всей стране, ставя перед каждым вопрос: кто ты такой? Где вскоре окажешься? «...Со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом». Это Пастернак. А вот Есенин — «…Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода. Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода….». Это все про нас.
Подыскав временное пристанище в отделе маркетинга одной из местных компаний, одновременно с этим я занимался сетевым маркетингом, продавая системы охранной сигнализации. В поисках клиентов мы прочесывали весь город, все закоулочки и уголочки – ходили по улицам, заходили в магазины, в гаражи, где ремонтировали машины или продавали стройматериалы; поднимались на этажи в офисы; шли в жилищно-строительные кооперативы и обслуживающие предприятия.
Именно там, обходя обшарпанные подъезды и лестничные клетки, беседуя с самыми разными людьми: простыми жильцами, дворовыми активистами, работниками муниципальных служб, я подметил любопытный факт – дома, как правило, были муниципальными либо находились на балансе промышленных предприятий. Большинство квартир при этом было приватизировано. Все, что находилось в пограничной зоне между домом и квартирой – было ничьим по сути; никто не стремился брать эту обузу на себя. Многое — неизбежно создавало конфликт интересов.
Проблема показалась перспективной, пути ее решения меня заинтересовали, не прекращая заниматься сетевыми продажами, я начал внимательно отслеживать ситуацию в жилищной сфере, да и в бизнесе в целом. Читальный зал на третьем этаже Никитинской областной библиотеки надолго стал одним из постоянных рабочих мест.
А ситуация в жилой сфере, да как и впрочем, все остальное в тогдашней России, была плачевна. Подходы к разрешению этих проблем прослеживались более чем туманно, у наших властей были совсем иные интересы, тем не менее, попытки разрешения ситуации имелись.
Из периодики я узнал, что в государственной Думе проходит долгую процедуру слушаний проект федерального закона о товариществах собственников жилья. В ряде регионов, не дожидаясь принятия закона, создавалась своя нормативно-правовая база. И, наконец, во многих домовладениях по всей стране, появлялись люди, попытавшиеся улучшить их содержание доступными на тот момент способами, не дожидаясь разрешения ситуации сверху. Из этих инициатив вырастала работа на местах, создавались группы общественников, работавшие как с пассивной массой жильцов, так и с органами исполнительной власти.
Подчас эти группы находили друг друга, менялись информацией, сорганизовывались, начиная представлять и отстаивать свои интересы в масштабе своей территории. Кто-то из активистов уходил в политику, кто-то находил свою нишу в экономической сфере, многие ограничились вполне достойным занятием поддержания порядка и формирования в доме устойчивой социальной общности. Собственно, как раз такие формы активного и неравнодушного взаимодействия горожан со своим окружением и определяют содержание столь актуальных сейчас средовых практик.
Насколько мне было известно, в нашем городе ничего подобного не происходило, поэтому и решил лично попробовать разобраться с порядком управления домом, в котором проживал. Свою роль здесь сыграло и архитектурное образование, точнее, творческий проектный метод. Что такое работа архитектора – выбрать площадку, понять, что именно должно на ней возникнуть, определить параметры этого чего-то от фундамента до крыши, вплоть до завитушек на фасадах. Очень схоже с бизнесом, где ты определяешь среду, в которой работаешь и предмет твоей работы, оцениваешь прочность основания, риски, нагрузки и воздействия. А затем, шаг за шагом выстраиваешь процесс.
Для начала я переговорил с теми из соседей, кто был наиболее неравнодушен к состоянию нашего двора, лестничных клеток, да и всего дома в целом. Жил я в то время в известном в Воронеже доме по улице Кирова, восемь, где на первом этаже располагались выставочный зал союза художников и большая городская аптека. Получив моральную поддержку и кучу советов, стал торить дорожки в органы местной власти.
Власти принято ругать, но везде на руководящих постах попадались умные и порядочные советские люди, большинство – с заводским прошлым, тепло встретившие рисковую по тем временам идею. Для середины девяностых это было просто удивительно. В районной администрации я поразительно быстро вышел на уровень первого заместителя главы администрации. Мне уделили время и оказали реальную помощь: тема привлечения жильцов к наведению порядка в домах действительно показалась актуальной.
Там же, были даны наводки, куда идти и что делать дальше. Еще дали списки по всем собственникам квартир в нашем доме и прилегающем к нему соседнему, представлявших единый комплекс. Список контор, с которыми была налажена коммуникация, был немаленький – комитеты по управлению жилищным фондом города, муниципальным имуществом, жилищно-коммунальному хозяйству. Пару-тройку раз мы собрались вместе, решили, что можно сделать на городском и районном уровне, чтобы запустить процесс.
Первым шагом стало общее собрание по нашим двум домам, подготовка которого заняла более полугода. Это не шутка – обойти по вечерам три с половиной сотни квартир, предварительно изготовив пригласительные билеты на общее собрание, предлагаемую повестку дня и содержание основных вопросов. В квартиры меня приглашали редко, в основном выходили на лестничную клетку, звали соседей из тех, кто был дома и был способен оторваться от плиты и телевизора; обсуждали, можно ли самим навести порядок в доме. Мнений было много, самым популярной в контексте того времени оказалась точка зрения, что опять некие умные люди хотят придумать нечто хитрое за чужой счет.
Тем не менее, большинство людей таки пришло на собрание. Проводили его не где-нибудь, а в конференц-зале районной администрации, даже журналистов пригласили посмотреть процесс запекания первого блина в своем роде. Народ поддал жару сразу после вступительных слов разных уважаемых людей о важности предпринятой инициативы. Нам припомнили Ельцина с Чубайсом, прошлись по Гайдару и Березовскому. В том, что и на этот раз некие проворные люди непременно извлекут за спиной жильцов понятные им одним выгоды, сомнений ни у кого не было.
Но к концу разговора общий знаменатель все же определился. Да, с домом что-то делать надо. Порядок нужен. Нужны ответственные люди. Нужно участие жильцов в контроле. Что там по подвалам, что по чердакам и крышам делается. Что с водой, и что с трубами. И как все это будет оформлено документально. Решили еще раз собраться через пару-тройку месяцев, поручив мне основательно подготовиться по всем этим вопросам.
Параллельно с этой работой я стал прощупывать, кто еще может быть реально заинтересован в определении порядка управления жилым домом. Как оказалось, эта проблема была серьезной болью в ряде рыночных сегментов. Один из них – частные строительные компании, вводившие жилье в эксплуатацию, продававшие квартиры и не имеющие желания заниматься профессиональной эксплуатацией дома.
Другой сегмент — приватизированные промышленные предприятия, имеющие жилье на балансе и, соответственно, необходимость держать штат работников для работы с ним, неся груз убытков и проблем по его эксплуатации. Передача же здания на баланс муниципалитета была долгим и дорогим мероприятием.
Обзвон директоров заводов оказался очень непрост, время соглашались уделить не сразу, регламент встречи — устанавливали жесткий. Иногда добиться встречи занимало месяц-другой. Зато на личной встрече дела шли совсем по-другому. Бывало, что через десять минут беседы мы шли из-за директорского кабинета в заднюю комнату, где были кожаные кресла и столик со снедью.
Ощущалось, что это действительно проблема, боль, за снятие которой были готовы платить. Другая проблема, моя, была в том, что прецедента такой услуги на рынке не было вообще, ни в Воронеже, ни в России. Как это делается, сколько это стоит. А тут приходит тридцатилетний парень к матерому директору крупного завода и предлагает единым махом забрать весь жилищный фонд, который директору уже всю душу выел. Жулья тогда имелось предостаточно, консультации от частного лица отметались с ходу: делать дела и подписывать договоры все соглашались только с компанией, имеющей должные отношения с властями.
С городом дела тоже шли неплохо. Вскоре я уже был представлен заместителю мэра города по ЖКХ, между нами установились вполне доверительные отношения. Он дал поручение своим отделам и, за первое полугодие девяносто шестого года мы худо-бедно набросали проект нормативной базы по товариществам собственников жилья, который можно было без стыда нести на обсуждение в городской совет. С их же участием мы постарались найти общий язык с наиболее активными участниками первого общего собрания и подготовить проведение второго.
Тем не менее, на втором собрании большинство присутствующих высказались за сохранение статус-кво, будучи готовы скорее примириться с многочисленными и очевидными проблемами, чем первыми в городе принимать риск неизвестности в новом начинании. Однако, притормозить процесс это уже не могло. Тема мне становилась все более интересна, ее перспективы я ощущал буквально физически. Еще бы, вся страна полна новыми жилыми домами, собственник которых – город, а большинство квартир – приватизировано. Плюс промышленность, как скоро стало понятно, спит и видит, как сбросить этот балласт, не имеющий отношения к основной деятельности, съедающий время и деньги, и создающий одни проблемы.
Опыт наработан был уже немалый, за консультацией ко мне начали обращаться прочие активные люди, интересующиеся в теории, как изменить жизнь в доме к лучшему. Мои предложения перевести разговор в практическую плоскость, сколотить команду и начать профессионально работать успеха не имели. Общественники предпочитали попить чайку с печеньем, поговорить о насущном, получить бесплатные консультации. Тянуть лямку желающих не находилось.
Процесс подтолкнуло принятие Госдумой и утверждение президентом РФ Борисом Ельциным федерального закона «О товариществах собственников жилья» в июне 1996 года. А у меня уже с весны отлеживался пакет документов по созданию управляющей компании товариществ домовладельцев, куда войдет соучредителем город, а в число членов правления – представители профильных департаментов и служб. Не откладывая в долгий ящик, мы подготовили экономическое обоснование, учредительные документы и проект Постановления, собрали визы и подписи, согласовали включение вопроса в повестку заседания муниципального совета. Там почва тоже была подготовлена, было кому замолвить доброе слово о новом начинании. Тем более, на основании нового федерального закона, подписанного свежеизбранным Президентом.
В конце июля горсовет одобрил вхождение города Воронежа в состав учредителей компании. Наша компания оказалась если не первой, то одной из первых профессиональных частных компаний в России по управлению жилищным фондом, созданной сразу после введения закона о ТСЖ. Его принятие также форсировало процесс разработки местной законодательной базы в области создания ТСЖ. Распоряжением мэра города вскоре была создана рабочая группа при администрации города по всем вопросам, связанным с ТСЖ, членом которой являлся и я, как главный инициатор всей этой кутерьмы.
Наличие компании резко облегчило работу с корпоративным сектором. От отдельных встреч я перешел к системной работе, составив длинный список заводов и строительных организаций, имеющих дома на балансе. Каждое утро начиналось с обзвона секретарей и начальников отделов, далее были личные встречи с замами и директорами, осмотр домов и подвалов, составление договоров и условий передачи дома на баланс ТСЖ. Дело отнюдь не ограничивалось бумажной работой. В домах жили люди, с ними надо было наладить диалог и объяснить им суть происходящего. А проблем тут было много. Очень.
В теории результат создания товарищества имел очевидную ценность для всех сторон – собственники недвижимости получали в свои руки право распоряжаться домовладением и общественными местами, серьезные суммы лимитов на передачу дома на баланс товарищества и реальное устранение дефектов, профинансированное предприятием. Предприятие готово было дать деньги, чтобы никогда больше не возвращаться к больной теме прорыва труб и разбора постоянных жалоб жильцов.
Плюсом было то, что я просил за передачу вдвое меньше, чем администрация города и делал это в разы быстрее, не обижая финансово никого из участников сделки. Товарищество получало реальные деньги на свой счет: на жизнь и на устранение недоделок по составляемой совместно дефектной ведомости. С одной стороны, город в этой схеме был единственным, теряющим потенциальные деньги. По факту, этих денег не было, а при поступлении в бюджет они расходились на множество ручейков, до конкретного дома отнюдь не дотекавших. С другой стороны, местные власти получали прецедент решения сложной и системной проблемы.
Наша задача заключалась в нахождении баланса между всеми сторонами процесса – предприятием, городом, жильцами, собственниками коммерческих помещений. Нужно было вычислить лидеров мнений, подобрать дееспособное правление и председателя товарищества из числа немногих вменяемых граждан, добиться, чтобы их утвердили на эту роль все остальные. Найти непьющих слесарей и дворников, что было делом совсем немыслимым. На практике, на роль председателя ТСЖ ставилось сначала доверенное лицо, согласованное с заказчиком и нами, спустя какое то время — на эту роль подбирался кто-то из членов правления дома.
С народом — дело обстояло много сложнее. Логики здесь не было вообще. Дом на Кирова был хорошей школой жесткой обратной связи, но это были еще цветочки. Ягодки начались, когда мы начали забирать дома на рабочих окраинах пос. Придонского от домостроительного комбината или на улице Волгоградской, от завода «Автозапчасть». Обшарпанные подъезды и неухоженные дворы в середине девяностых ни для кого не были в диковинку, но иногда мне казалось, что я в Чечне в зоне боевых действий. Лестничные клетки без оконных и дверных проемов, ржавые остовы входных групп с помятыми металлическими дверями, граффити на стенах, как в негритянском районе Нью-Йорка. И люди, массово и сразу начинающие разговор с ненормативной лексики и прямых личных нападок.
На одну из первых встреч в поселке Придонском я, неподумавши, приехал в черной директорской «Волге», прямо с переговоров. Шляпа, костюм, черный кожаный плащ. Больше я таких глупостей не делал. Таких встреч были многие десятки. Только сейчас я по-настоящему оценил личный опыт проведения собраний в сетевом маркетинге. Сразу нужно было выхватить из невнятной толпы лица тех, к кому можно обращаться и выстраивать конструктивный диалог. Увидеть и нейтрализовать тех, кто полезет на амбразуру против любых предложений. Понять, кто что хочет, подобрать нужные аргументы, которые будут услышаны и усвоены.
С элитным жилым фондом дела обстояли не легче. В одном таком доме, еще до дефолта девяносто восьмого года, квартиры стоили до четверти миллиона долларов. Когда на вводном собрании мы предложили обустроить помещения для консьержек и слегка поднять платежи, реакция была сходной. Интерес подавляющего большинства жителей, как элитных домов в центре города, так и рабочих трущоб, не выходил за пределы собственной квартиры. Убедить жильцов в том, что свой дом, как и автомобиль, требует постоянной заботы и поддержания в должном состоянии, было крайне непросто. По каждой аудитории — требовался соответствующий внешний вид и порядок коммуникации и аргументации.
Столь же непростым делом было отстаивание интересов жильцов перед балансодержателем домовладения, особенно – перед строительным бизнесом. При передаче дома на баланс ТСЖ — сплошь и рядом наблюдалось разительное отличие проектной документации и реальности. В проекте и смете — облицовка цоколя камнем, реально — покраска, которую хватит на пару лет, далее – ремонт за счет жильцов. В одном многоэтажном доме — отводная канализация из дома была диаметром полтора десятка сантиметров, причем рядом застройщик строил еще две секции на эту же трубу. Прокладывать нормальный диаметр до городской канализации он явно не собирался, оставляя это дело, стоящее многих миллионов рублей, будущему ТСЖ.
На наши собрания застройщик и строитель дома приезжали на очень неплохих автомобилях – один на грузном, крепко сбитом джипе «Volvo», другой – на чем-то низком, длинном и вытянутом. Обе машины были черные, очень респектабельного вида. Рядышком, на парковке, они походили на легендарную парочку из романа Сервантеса, в то недолгое время, когда герцог существенно поднял статус наших героев. Обладатели машин в один голос убеждали нас в своем чуть ли не убожестве и альтруизме; что и этот дом — опять им в убыток; что все, собранное с дольщиков — уже ушло на стройку; что ее завершение — идет чуть ли не с личного их кармана.
Часто в момент передачи дома оказывалось, что общедолевая собственность (в подвале или на чердаке), стоимость которой заложена в цену квартир, уже продана некоей коммерческой фирме, которая в свою очередь, кому то ее уже продает. Или на крыше установлен мощный ретранслятор и заключен долгосрочный договор застройщика с оператором связи, о чем покупатели квартир и знать не знают. Подобных подводных камней, которые надо было обозначить совету дома и как-то обойти, было множество.
Работы прибавлялось, добавлялось и работников. Скоро непосредственно в компании работало семь человек, через полтора-два года работы под нашим управлением находилось полтора десятка многоэтажек — более ста тысяч квадратных метров жилищного фонда. Вместе со штатом ТСЖ, членами правлений, просто дворовыми активистами – это были десятки человек, с которыми шла интенсивная работа как у нас в офисе, так и на многочисленных площадках. Плюс была столь же активная внешняя работа – с журналистами, партнерами, администрациями разных уровней, муниципальным советом.
В рамки управляющей компании вся эта деятельность уже не умещалась, поэтому мы организовали новое юридическое лицо — Воронежскую городскую ассоциацию товариществ домовладельцев (ВГАТД). Ее учредителями выступили созданные товарищества домовладельцев, руководство ассоциацией я временно взял на себя, пока не созреют кадры, которым можно будет доверить это дело.
Ассоциация явилась очень удобной некоммерческой платформой для отстаивания своих интересов в различных инстанциях, с одной стороны. С другой — в ее среде происходила кристаллизация новой городской общности. Председатели ТСЖ еженедельно собирались в офисе управляющей компании, решая текущие вопросы, представители домов интересовались, как обстоят дела в других ТСЖ, обменивались информацией, обсуждали инициативы, что можно сделать у себя во дворе и в доме. Новая система давала им возможность прямого контакта с различными городскими службами, тесная работа с которыми была у нас налажена.
Жилкомхоз всегда представлял собой проблемную тему. И к нам зачастили журналисты за новостями. В это время создание ТСЖ начинало происходить по всей России, такой опыт, и отечественный и зарубежный, мы собирали по крупицам. Читальный зал периодики Никитинской библиотеки продолжал оставаться одной из моих постоянных рабочих площадок. Рабочий процесс происходил, в основном, за пределами офиса — в подвалах, чердаках и кровлях домов, в бурных дворовых обсуждениях текущих вопросов, на совещаниях и обсуждениях в местных администрациях, офисах партнеров и заказчиков.
Моя несостоятельность по большинству вопросов давно была очевидна. Чтение периодики ее компенсировало мало. За эти годы перечитано было многое — нужно было учиться системно, укладывая в общую картину множество хаотических обрывков и навыков. С середины девяностых я начал искать, где именно стоит продолжить образование. Бизнес-курсы и тренинги тогда еще не стали массовым явлением. Мне повезло – абсолютно случайно, проходя где-то мимо телевизора, я слышу о некоей новой государственной программе, по которой молодые управленцы могут бесплатно поучиться и даже съездить на стажировку за рубеж по теме своего бизнеса.
Сначала я не поверил, что такие вещи возможны в нашем государстве той эпохи. Но оказалось – правда. Про программу тогда еще мало кто знал, аншлага не было. В этом был и большой плюс – практически не было случайных людей, которые массой полезли в программу в последующие годы. А в нашей группе люди были очень достойные и интересные. Условия учебы тоже очень порадовали – днем работа, каждый вечер – учеба, все выходные – за книгами и так полгода, с весны по осень 1998 года.
Дефолт августа девяносто восьмого года, пришедшийся как раз на середину учебы, существенно оживил мой бизнес, да и вообще весь рынок российского жилищного строительства. Помню, как заказчики, вечно жаловавшиеся на недостаток клиентов, буквально ошалели, когда в августе-сентябре в дверях офисов продаж встали буквально очереди клиентов с пухлыми пачками наличных денег. Деньги стремительно теряли вес, народ стремился перевести их в нечто более овеществленное. Квартиры начали расходиться, как горячие пирожки.
Дипломную работу все делали по теме своего бизнеса; моя работа называлась «Организация системы управления жилищным фондом г. Воронежа в негосударственной сфере». Научным руководителем диплома был легендарный профессор Владимир Наумович Эйтингон. Защита прошла на «отлично», прибавив к архитектурному диплому диплом экономический. После полугодичного учебного марафона настал еще трехмесячный марафон усиленного изучения английского перед поездкой. Переводчика мне не предполагалось; я ехал один, без группы, с полным погружением в языковую среду. Это также явилось очень отрадной новостью.
Со стажировкой мне тоже здорово повезло – изучать опыт управления недвижимостью мне выпало в Чикаго, США, весной девяносто девятого года. Это был последний год, когда Штаты принимали наших стажеров. Местом стажировки стал холдинг Inland Group, в который входило 17 компаний, занимающихся строительством, инвестициями, финансовыми услугами, страхованием, вывозом мусора, и проч. Долго рассказывать про поездку не буду, эта история у меня в другой статье описана.
Продолжалась стажировка один месяц: первая неделя была посвящена ознакомлению с работой пяти небольших компаний в пригородах Чикаго, управляющих кондоминиумами; в течении следующих трех недель — была показана вся производственная цепочка холдинга, от работы низовых служб, эксплуатирующих дом, до процесса комплексной реконструкции объектов недвижимости.
Система взаимодействия с собственниками жилья в американской действительности, на удивление, оказалась практически идентична тому, что по наитию, буквально «на ощупь, по кирпичику», создавалось в Воронеже. Также была управляющая компания, были ТСЖ, была их некоммерческая ассоциация, были некоммерческие проекты по социальным направлениям, имеющие серьезные льготы и преференции. Вместе с тем, было вполне очевидно, что российская реальность не позволит прямо скопировать чужой опыт.
Домой из Штатов я стремился всей душой: яркая картинка в голове настойчиво требовала скорейшего претворения в жизнь. В подкрепление этому, со мной перемещалась масса всяких бумаг, книг, документов. Чемодан пришлось таскать марш-бросками, метров по пятьдесят, с передышками и перехватками.
Как я убедился, за три года работы в ситуации полнейшей неопределенности и неструктурированности, мне удалось совершить гораздо больше, чем моим чикагским коллегам в сложившемся, пусть и кризисном, американском рынке. Спасибо им: куда двигаться, что делать и каким образом — мне было внятно растолковано, дорожная карта — составлена.
В Воронеже новости меня встретили невеселые. Пока я в Америке учился, ума-разума набирался, моя заместитель работу у одного из основных наших клиентов, крупнейшего застройщика города, себе подыскала. Вся информация с компьютера, все документы, весь опыт — уже туда перекочевали; ей там уже обещаны служебная квартира о четырех комнатах, сына-дочку к делу пристроить и машина с водителем.
Узнаю, вскоре они уже под копирку и городскую ассоциацию свою создали и несколько наших товариществ туда переманили; что там дома на баланс практически без денег переводят. В нашей схеме, как и в Штатах, три стороны присутствовало – кто строит, кто управляет, кто владеет. Рынок. А тут одна рука с несколькими пальцами получается. Что монополии на рынке не будет, изначально понятно было, но тут уже пошли в ход совсем другие схемы.
Наша бизнес-модель стала известна рынку, вскоре ее стали копировать, другие клиенты начали переманивать сотрудников, создавая аналогичные управляющие компании и ассоциации домовладельцев, работающие на интерес уже не собственника квартиры, а балансодержателя дома. Эта схема ранее не единожды озвучивалась с их стороны в процессе составления дефектных ведомостей и согласования сумм лимитов.
Безусловно, на первый взгляд выглядело заманчиво — собрать весь проблемный жилой фонд Воронежа под крышу городской ассоциации, закрыв глаза на дефекты и договорившись о приемлемых для застройщика лимитах отчислений, после чего предоставить жильцам, вкупе с городской администрацией, самим решать проблемы дальнейшего существования. Самому же уехать в Москву делать дальше бизнес на кондоминиумах в масштабе страны, благо дыры для этого предусмотрительно были заложены в законодательстве.
Так, федеральный закон предусматривал передачу земельного участка под домовладением безвозмездно в общедолевую собственность дольщиков ТСЖ. При этом, ТСЖ вполне могло быть зарегистрировано на территории крупного завода на берегу Москвы-реки или в столь же замечательном месте в любом из российских мегаполисов. Для этого, достаточно было перевести пару-тройку комнат в жилой фонд, для проживания сторожей или командировочных – пропорции между жилым и нежилым фондом в кондоминиуме закон не предусматривал, зарегистрировать ТСЖ, единый комплекс недвижимости и подать ходатайство на получение права собственности на землю.
По этой схеме, совершенно официально сотни гектар дорогих промышленных земель в крупнейших городах России были переданы на баланс частных компаний, нарезаны на мелкие участки и многократно перепроданы, с целью придания сделкам полной законности.
Пару лет после этого я продолжал заниматься жилыми домами, понимая, куда дрейфует мой рынок и чего можно ожидать. Мой деловой интерес к тому времени переключился на редевелопмент производственной недвижимости в ряде крупных заводов нашего города.
Управление ВГАТД и ТСЖ окончательно ушло к представителям собственников квартир, как это изначально и предполагалось. Фирму я пытался держать на ногах все эти годы из последних сил, но закрыть ее — просто не мог себе позволить: столько надежд и сил было вложено сюда за шесть лет работы. Неожиданным образом, судьба сама поставила точку в истории управляющей компании
Подыскивали мы новый офис и тут наши хорошие знакомые предложили нам неплохой вариант. Разделить с ними субаренду помещения в цокольном этаже пятиэтажки в сотне метров от площади Ленина – главной площади любого города России, включая наш Воронеж. Этот полуподвал в неплохом состоянии они недавно, по их словам, практически приобрели в собственность вместе со своим партнером. Место и условия были сносными, мы перебазировались и чувствовали себя вполне уютно.
Хорошо помню дату – 24 мая 2001 года, когда я пришел на работу с утра пораньше. Дверь – закрыта; попытки достучаться до сторожа – к результату не привели. Пенсионеры, бодрые и жизнерадостные с утра, столь же бодро поведали о проблемах у тех лиц, к коим я безнадежно пытался проникнуть. — Нечего тут стучать! Грабанули этих бизнесменов поганых!
Наружный осмотр — подтвердил правоту слов и обнаружил источник хорошего настроения аборигенов: решетка на окне — вырезана, окно открыто, по полу ветер бумаги гоняет, сейфа и компьютеров нет. Залезаю далее через окно, опять стучу сторожу, но уже изнутри. Эта попытка оказалась успешней первой: минут через десять заспанный сторож себя обозначил. Далее – обозначились милиция, следом — телевидение, криминальная хроника. Протокол, вещдоки, интервью. Кончилась работа.
История вышла, как в кино про жмурки. У моих друзей с партнером что-то не заладилось, дело обычное. Партнер к бандитам обратился, те ночью влезли – попугать. Ночь, суета – не то окно, не тот сейф и не те компьютеры: все ребята перепутали. Сторож, как положено – как мертвый спал в соседней комнате, ничего не слышал. Никто никого не нашел, никто ничего не вернул, мебель — надолго обрела место в милиции в качестве важного вещественного доказательства с гипотетическими следами обуви и пальцев.
Было мне в то время тридцать пять лет – как раз промеж возраста Христа и Пушкина – «Земной свой путь пройдя до половины….» . В отличие от героя «Божественной комедии», — надежд я не терял, вдохновение и силы — меня переполняли. Одна моя семья незадолго до того закончилась, новая семья – скоро начнется, вскоре — чередой пойдут детки и события. Новые проекты – ложились под руки. Жизнь понемногу сливала излишние иллюзии и погружала в реальность, надолго ставшую главной темой моих раздумий и практики.